Кома
Тетрадь первая
(2000 — 2004)
О программе
С жалостью гляжу на дисков распродажу -
Зверски топчут, рушат красоту:
Продают - не за полтинник даже! -
Софт родной очкастому кроту.
Кто он, этот червь, король игрушек?
Кто такой, чтоб зрить исходный код?!
За-системным-блоком-пожиратель-сушек,
В-сортировке-полный-идиот?
Лицезреть программу - с чувством, а не пусто,
Смеет только тот, кто честен с ней,
Понимает, что она - искусство,
Что барышей всех она ценней.
Как жалки и смешны стремленья чьи-то
Программу обмануть и распродать!
Ничтожество - сломать ее защиту,
Великое - программу написать!
* * *
Холодный день,
С деревьев сорванные листья
Танцуют с каплями дождя.
Пейзаж написан серой кистью;
Туман. Да под ногами киснет
Замученная ливнями земля.
Но где-то дом -
Его чурается беда,
В нём рассыпается печали глыба,
И медленней идут года;
А в доме - тот, кому всегда
Найдёшь, за что сказать "спасибо".
Крест.cpp
Fatal error и снова interrupt - 4-й раз.
Return вернул, скорей всего, NOT TRUE.
Для С++, похоже, pragma не указ,
Но я, смотря на status bar, терплю.
И каждый раз я, запустив debugger,
С надеждой жду заветный object code.
Но компилятор вновь и вновь находит баги
И говорит: "Твой разум TINY, идиот!"
* * *
А дни журчат...
Мы - всё играем в прятки.
Уходит лето, осень. Вновь весна.
Лица друзей не так уж гладки;
Старый пёс ушёл с мясной палатки;
И память стала нечестна.
Мы всё боялись,
Что, первый сделав шаг,
Утонем в пошлости судейства.
Записками менялись, и сохраняли такт;
Ты не звонила. Жили так,
Чтоб не терять архиерейства.
И вновь давились
Словами рвущихся мечтаний,
Горели, пряча честный взгляд.
С ума сходили от беспомощных метаний
Меж сердцем и списком подлых заклинаний.
Друг друга гордо упускали...
А дни журчат...
* * *
— Посвящается Ибрагимовой Ларисе
Прошед немало миль по пустырю
Не ведая, где можно мне достать воды,
Мучимый голодом барханов злой гряды,
Я чувствовал, что Богу душу отдаю.
Мне явью сделалось сказание Петра:
Зловонная река и полный крови дом,
Стенающие трупы, и сам лукавый в нём, -
Да, он уже шептал, смотря в упор, - пора...
И я упал, обняв расплавленный песок,
Не выдавив ни слова в оправданье
Сожженью веры, черной от базарной брани,
Мне ставшей близкой, как и блуд, и грог.
Отрекшись, я теперь в себе искал
Частицу света, призрака любви,
Хоть час, когда во мне певали соловьи,
Хоть миг, когда я не алкал.
И умирающая память расцвела:
Утёс. Внизу лазурный берег моря,
Тень пальм. Кричали чайки в споре;
Что в небо, на утёс широкая тропа вела.
А наверху, раскрыв все окна солнцу,
Купаясь в белых облаках, стоял дворец,
Как отрешенный от мирских сует чернец,
Душе открывший правды незапятнанное донце.
Внутри дворца - покой, звучал орган -
Дымок созвучий вплёлся в запах роз.
И в этом - некий полный счастья форс
И тёплых дней безбрежный океан.
Там, в тех стенах, я зарыдал:
Я понял, как убог, несовершенен;
Что сердцем каменным мой мир был обесценен,
Что кроме пустоты он ничего не дал...
...Всё. Мой разум отказался мне служить.
В груди песок, - я больше не скажу,
Что всё, чем я в последние мгновенья дорожу -
Дворец, в котором не сумел пожить.
* * *
— Посвящается Довженко Юлии и Нине N.
Я вижу солнце. И вижу рядом мрак.
Чело прекрасного. И ужас темноты.
Убогого ничтожества кулак,
И трепетное сердце красоты.
Порока тень у створок райских врат,
Упавшую от света мягкого добра,
Уставшего от вечных трат
На бой творца и примитивного копра.
Я вижу день, желающий похожим быть на ночь
И мыслящий, что мир его довольно пресен.
Он меркнет навсегда, гоня все идеалы прочь -
Так умирает прелесть. Остаётся плесень.
Мне больно видеть эту молодую смерть,
Фату, сбирающую не зерно, а плевел.
Прошу Всевышнего не дать стволу утратить твердь,
А пышной кроне - превратиться в пепел.
* * *
— Посвящается Ивановой Анастасии
Мне кажется, ты не умеешь любить.
Мне кажется - ты манекен,
Привыкший красивой рекламой манить
Наивных людей к себе в плен.
Ты ищешь забавы, вонзая в сердца
Недоступной красы своей пики,
Тернового ждешь все время венца
На главе своей жертвы-аники.
Ты не знаешь сама, что ты - дьявол,
Обокравший на душу меня, -
Ты ведешь бой бескровный без правил,
Жестокость свято храня.
Грустно то, что ты безответна.
Горько то, что не быть нам вдвоём...
Пусть не будет хоть мой совет тщетным:
Позаботься о счастье своём.
* * *
— Посвящается Варе с улыбающимися глазами (Семёновой Варваре)
Я таки встретил существо,
Легко меня минующее прежде:
Юр в сердце заняло оно;
Бледнел мой дух, являя дно,
Ловить горячие лучи в надежде.
Юфть лопнула под взглядом нежных глаз.
Тень чужака не холодит, а распаляет.
Едва ль сон безмятежен будет;
Болезненное чувство разум судит,
Ярем который скинуть - пусто! - помышляет.
* * *
Фонарный столб на площади открытой
Стоял: слуга людей, праправнук звёзд.
Облезлый, дождями рьяными подмытый,
Десятый год уж верой-правдой службу нёс.
За все лета не ведал блеклый столб
Внимания; добро не освещал.
Частенько жертвой был дикарских толп,
Пятерку преступлений страшных знал.
И он устал быть варварским рабом -
Всё реже свет его боролся с мраком ночи,
Железный стан похожим стал на лом -
Лихая ржавчина печи плавильной двери прочит.
Но тихим зимним вечером два человека,
Смеясь, остановились перед ним,
Неистово любя, не замечая снега.
Их было двое. Они были одним.
Они ушли. Тогда фонарь погас.
И тёплая ещё вольфрамовая нить
Шепнула снегу, павшему в слепой фонарный глаз:
"Я видела людей, которым я хочу светить."
Последний звонок
Звенит звонок. Последний. В своём роде.
Закончился урок. Свободны все.
День чист. Но, как тревога, вроде,
Меня нашла. Да, в принципе, нас всех.
Кто десять, кто и больше лет
Провел, кидая дни в архив, в стенах все будни,
От вас, учителя, мы получили знаний свет,
Но вы скажите, - ярок ли он будет?
И хватит ли его тепла, чтоб обогреть всех нас,
С учетом, что тепло сегодня вне расчета? -
Учитывая то, что больше радует народу глаз
Не интеллект, а новая банкнота?
Маме
Дорогая мама,
День рождения есть праздник
Лишь для тех, кто обязан тебе,
И спасибо кто скажет судьбе,
Что знаком так близко с тобою.
Но хочется мне, чтоб подобных друзей
У тебя никогда не бывало -
Дабы близких любовь не давала
Быть сильнее чьей-то любви.
Бесконечность желать смысла нет;
Сделай так, - пока то не поздно, -
Чтобы мир для тебя сыпал звёзды,
А не ты для мира жила.
* * *
— Посвящается Ивановой Анастасии
Осень. Остывшее солнце все еще в небе:
Смотрит на блекнущий мир.
Умирает природа,
На вечные годы
Парк становится сир.
Просветы в лесу - он виден насквозь,
Гнилая листва на земле.
Дождь иглами колет
Да и ветер не холит:
Пора уж забыть о тепле.
Не знаю, зачем мне нужна ты -
Я мог быть счастливым вполне,
Но Бог тебя создал, -
И я умираю,
Ведь... эта осень во мне.
* * *
Ты так печально нежива,
И будто умер Мир с тобой...
Твои последние слова
Звучат церковным хором моей жизни.
Взойдёт весенняя трава,
Лишившись зелени былой;
Пустых обид кипящая смола
Затопит снежный холод тризны.
Мне не к чему стремиться боле,
Никто и ничего не нужно, -
Единственно, хочу сбежать от дикой боли,
Забыв холодное прикосновенье нежных рук.
Я удивляюсь Высшей воле,
Дарующей счастье так натужно! -
Весь свет ушёл с твоею долей.
Что ж,
пусть смерть замкнёт и моей жизни круг.
* * *
Ну вот, опять покой потерян:
И мысль как не моя, и в тягость сон,
Как трудно, когда ты кому-то верен
И чувство не прогонишь вон.
Но что свобода? Одиночество - не боле.
Моряк наплавался, он хочет видеть твердь.
Я соглашусь: приятней, всё-таки, любовь до боли,
Чем полная свобода - то есть смерть.
* * *
Мутнеет стекло
Расходится трещиной,
Железный кол
Бьётся о стену -
Крошится стена,
Гарь из труб рвёт
Всё газом затмило
Нефть по лицу
Черви повсюду -
Быть концу.
Сгорели д`ома:
Не спасла вода,
Накрывшая тысячи трупов:
Раковая кома.
Живое - в землю
Тщетно - смерть зд`есь
Последний крик - глух
В реке - ядовитая смесь;
В смрадном подвале
Остались слепые:
Крысам пища.
Но `этот - посл`едний день -
Дальше будет вторая Венера
Озарена серым Солнцем:
Ядерный свет
Над гробом царя Природы.
* * *
Холодный, пронзительный воздух
На пару с пустой наготой
Ждут за стеклом. Уже поздно.
Блики стеною порой.
Глупая ночь на исходе,
Часы намотали кружок:
Еще кусок жизни уходит.
Нет пониманья - где толк?
Вечерняя дышит природа
От жаркого солнца устав;
Цветной след небесного хода
Дня рубашки раскрасил рукав.
Мягкий луч, замирая, рисует
Тенями ветвей на столе.
Сверчки между стеблей ликуют,
Щелкают угли в золе.
Чай горячий стоит, сухари.
Полный штиль; рой мошки неопасной
Сон, меня в этот мир забери -
Пусть хоть miser жизнь станет прекрасней.
К 23 февраля
Кто сделал день рожна
Принадлежащим праздным датам?
Возможно, армия нужна...
Нужна. Но только не солдатам.
Не стоит бойней правоту
Доказывать, шипя, друг другу.
Распустим, милые, орду, -
Пожмем друг другу руку!
Мне остается, папа, пожелать
Тебе лишь с миром встречи,
Нигде и никогда войны не знать;
А поздравлять здесь не с чем.
Милой
— Посвящается Семёновой Варваре
Майский день и высокое небо,
Чистая зелень, пение птиц.
Но для меня - без тебя всё нелепо,
Перед тобой всё падает ниц.
Закончен проект и зачеты сданы,
Но успехи те душу не греют;
Единственный правый успех - это ты,
Без него остальные бледнеют.
От друга звонок после года препон,
Нужно много сказать. Начинаю ответ.
На руке замечаю твой телефон -
Дыханье спирает, и слов уже нет.
А вечером праздник, веселье и смех:
"Как дела? Что - грустить не зарекся?"
Я хотел ответить толпе - "лучше всех",
Но вспомнил тебя...
И осёкся.
Собаке
Поздно я оценил
Твою преданность, друг.
Золотую любовь
Растранжирил вокруг.
Не хочу привыкать,
И нельзя мне так жить, -
Можно друга "проспать",
Но никак не забыть.
Я прощаться не стал:
Думал, встреча близка.
Всё же, что я застал, -
Пустота и тоска.
И в тот день я решил:
Брешет жизнь, шутит Бог;
Друг, клянусь - вновь ты мой
Переступишь порог!
Тебе
— Посвящается Новиковой Марине
Не проси подарить тебе мир.
Он вмёрз в лёд порочных стремлений.
Простое стекло не украсит сапфир, -
Нет достойных тебя украшений.
Но ты в силах сама освятить
Всё, на что взгляд положишь, иль тронешь.
Бог не сможет тебя не простить:
Рай откроет, как слово уронишь.
Для меня же рай там, где есть ты:
Небо глаз, море - глас, солнце - лик;
Каждый след твой рождает цветы,
И душа свежа как родник.
* * *
— Посвящается Прасоловой Евгении
Твой взгляд способен повторить Содом;
Он может всё: одним лучом рассеять вечный мрак,
Пронзить насквозь, прожечь, связать, да так,
Что даже царь в мгновение окажется рабом.
Что говорить тогда уж обо мне?
Да ничего... Спокойствие оставив в Лете,
Я рад твоей улыбке и молве,
Я счастлив, что ты есть на свете!