Беглец :: Город

2. Город

Из цикла "Беглец"

Этот город не похожий ни на что вокруг

— БРАВО, "Этот город" ("На перекрёстках весны", 1996)

Москва.

Многое звучит для меня в этом слове. Первая серьезная учёба, крепкие, верные друзья, яркие впечатления, единственная любовь, сильнейшие поражения, уникальные находки и тяжелые потери. Столица не любит слабых и хилых, но не всегда это опознаётся верно. То, что один считает провалом, для другого — крутой взлет.

Впервые я побывал в столице в детстве, с родителями. Видимо, уже тогда я запал на шумные проспекты; ВДНХ — ныне ВВЦ — с морем разных занятных штуковин, самолетом-музеем, его магазинами, диснеевскими наклейками с блёстками, позолоченным фонтаном и, казавшейся мне тогда, величественной аркой на входе; метро со своеобразным запахом затхлости и смазки. Да что там! — в детстве всё выглядит и осознается иначе, чем в так называемом сознательном возрасте. Чем больше разных впечатлений получает ребенок, тем невообразимо богаче становится его внутреннее восприятие мира. Беда только в том, что объективная реальность уничтожает красивые эфемерные снимки, приземляя и превращая человека из личности в единицу общества.

А общество — оно безлико. Сырковые массы, как говаривал славный герой-люмпен Пожарского. Оно подвержено внешнему влиянию много больше, чем отдельно взятый человек, потому что большинство подавляет меньшинство. Сие — фундаментальный закон. Автономно-устойчивая система — при надлежащем контроле, разумеется. Мало того, — это патологическая система, раскачивающая сама себя, при мнимой устойчивости. Сформировавшись единожды, выработав костяк, она вовлекает в себя новые жертвы, заставляя их действовать так, как угодно ей, невзирая на внутренние установки человека. Чем больше эта опухоль, тем сильнее сила её убеждения в том, что её порядки — единственно верные, а состояние в её структуре — неоспоримое благо. При определенном размере, она просто-напросто подминает ньюба под себя, говорит ему: "черное — это белое", и ньюб1 верит, и верит искренне. Человек начинает ломаться, его ценности и правила, которые он считал незыблемыми, поражаются едкой ржёй, и, сам, в подавляющем большинстве случаев, того не замечая, он становится ячейкой — питательным элементом — социума, с заменёнными установками идеологически верные положения.

Ломка никогда не происходит безболезненно. Она всегда сопровождается личностными изменениями. Другое дело, что её бывает трудно заметить. Многие списывают это на психоз, депрессию, трудности в жизни, временное помутнение, аффект, обусловленный страстью и прочее, не осознавая истинных причин. Сути это, однако, не меняет — в сознание вбивается гвоздь, нарушающий привычное течение мыслей, и изменяющий коренным образом мировоззрение. То, что ранее казалось дикостью, ныне вписывается в рамки принятой нормы, что было неприемлемым — становится желанным. Более того, суррогаты начинают казаться более правдоподобными, чем их прототипы. Шаг за шагом, ступая по сожженной земле, ты начинаешь думать, что жухлая опалённая трава — твой зимний сад, блёклые безликие люди — твои друзья, растрескавшаяся мёртвая земля — единственно возможный дом. А другой мир, словно кажущийся, он далеко, где-то там, откуда его невозможно достать; зелёные же деревья и сочные плоды — это генно-модифицированная продукция капиталистических щук. И, кажется, нет способа претворить желаемое в действительное.

Те, чьими стараниями многие, лелея надежды на искреннюю радость, погрузились в шаблоны коллективного разума, придумали славную тошнотворную поговорку: всё, что ни делается — всё к лучшему. Этот мерзостный слоган, символ безысходного рабства зашоренного сознания, много лет является оправданием собственной немощности. Любые варианты планирования собственного бытия сводятся к сплаву по рукавам одной и той же реки, к траверсам по одним и тем же отрогам. Выход на сушу, в другие реки, в горы, в нивы — воспринимаются закостенелостью как маразм и бред. Голова — это кость. Она не может болеть.

Первые полгода в Городе я не находил себе места. Люди-зомби, рыщущие туда-сюда, действующие по вшитой в их нутро программе, давили своей безразличностью. Никому нет дела до ошалелого, ослепленного фарами автомобиля зайца, замершего на снегу искусственности. У каждой человеческой единицы — назовём их так — есть строго определённая цель, которой она, эта единица, неукоснительно придерживается, и до всего остатнего, что творится окрест, ей нет никакого дела. Это за рамками её схемы. Информационные технологии вышли намного дальше пределов компьютеров — они управляют обществом так же, как школот — братом Марио в играх приставки "Денди". Но потом я стал привыкать. С волками жить…

Противиться этому очень сложно. И с каждым днём сложнее и сложнее. Открытость и доступность источников знаний лишь усугубляет положение утопающего. Становится совсем неясным, кому же верить. У каждого своя правда, и каждый найдет оправдание своим грехам, преподнося их как геройства. И у каждой религии найдутся свои адепты, но тебе — лично тебе — нужно выбрать единственно верный путь и не спутать топь с гатью.

* * *

Мир попросту разделяется на группировки по интересам, — каждая со своими уникальными пристрастиями, убеждениями и идолами. Взять ту же религию: Ислам, христианство, буддизм, иудаизм, зороастризм… да мало ли еще какие боги владычествуют над разумом человеческой единицы! Уверовав в Ахура-Мазду, становишься отщепенцем для Аллаха. Но бог-то, в конечном счете, один.

Так, где же он?

(2008-2010, Москва)

1Ньюб – "новичок" (от англ. "newbie")

Комментарии закрыты.